– Нет, – сказал он. – Я не другой кот. Я – это я (с)
Не знаю, как оно вышло, но 5-е место на "Беливе"
Как чайнег да и вообще плохой аффтар ожидала первого с конца, а тут так... Ну, в общем, такая неожиданная приятность. До сих пор, правда, не верю и не знаю, за что. Радует. Но за текст до сих пор стыдобищно 
читать дальшеНазвание: Цветочный чай.
Автор: аноним до объявления результатов
Бета/гамма: анонимы до объявления результатов
Рейтинг: PG-13
Тип: гет
Пейринг: Том Реддл/Минерва МакГонагалл
Жанр: роман/драма
Аннотация: гневная переписка двух старост постепенно перерастает во что-то большее
Отказ: все права г-же Роулинг)))
Комментарий: написано на Фест редких пейрингов «I Believe».
Просьба ко всем сомневающимся в том факте, что Минерва и Том однокурсники: друзья, примем это как данность.
Предупреждения: POV Минервы.
Статус: закончен.
Ну а с ветром кто будет спорить,
Решится ветру перечить? *
Конечно, ты мастер боя, а я — ночное апноэ,
Ты каждым пальцем готов и убить и быть убитым,
А я каждой клеткой люблю и хочу быть любимой**
читать дальше«Многоуважаемая мисс МакГонагалл, нам с вами оказана честь открыть очередной рождественский бал. Очень надеюсь, что вы подойдете к этому со всей ответственностью и не откажете стать моей партнершей в первом танце.
Искренне ваш, Том Марволо Реддл».
«Уважаемая Минерва, мне не совсем понятны ваши сомнения. Профессор Диппет заверил меня, что вы отлично танцуете и искусству танца у вас можно только поучиться. Убедительно прошу принять мое скромное предложение, потому что других достойных кандидатур для себя я не нахожу.
Всегда ваш, Том Реддл».
«Дорогая Минерва, я отлично понимаю ваше стремление разделить праздник с вашими родными, но — насколько я помню — вы никогда не уезжали из Хогвартса на Рождество. Я точно уверен, что интересы школы для вас всегда были превыше ваших личных, и искренне не понимаю, почему в столь важный для нас обоих момент вы решаете изменить привычный порядок вещей.
С надеждой на понимание, ваш Том.
P.S. И давайте перейдем, наконец, на «ты». Если не возражаете, конечно».
«Милая Минерва, я рад, что ты согласилась перейти к более приватной манере общения. Могу я надеяться, что это будет означать и твое согласие стать моей спутницей на главном хогвартском балу?
С нетерпением жду ответа.
Том».
«Позволь возразить, но из проверенных источников мне известно, что Эдвард Белл идет на бал с Мэри Симмонс. Так что — ты не приглашена».
«Неужели не понимаешь, насколько это важно?..»
«Я не прошу ни о чем особенном, всего лишь один танец…»
«Минерва, пожалуйста…»
«Если ты не согласишься, обещаю — будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь».
Мерлин всемогущий! Спорить с ним — все равно, что творить заклинание Агуаменти против ветра: сам же и вымокнешь с ног до головы. Казалось бы, что тут страшного: всего лишь один рождественский бал… всего лишь один треклятый слизеринец ведет меня под руку. Всего лишь одна докучающая стопка писем на моем столе. Тут он льстит, тут умоляет, тут планомерно переходит к угрозам, видя, что лестью и уговорами ничего не добился, затем снова взывает к моему чувству долга и здоровым амбициям — словно взмахивает волшебной палочкой, и с ее конца каждый раз срываются другого цвета искры. Низко и подло так играть людьми, будто они марионетки в твоем театре. Экий искусный кукловод. А я всего лишь завариваю новую порцию лютикового чая, тихо посмеиваясь, обмакиваю перо в тягучие чернила и принимаюсь за новое письмо-отговорку. Мне его даже немного жаль: столько усилий, и все зря. Но нет, никакой жалости — мне все равно. И еще чуть-чуть весело…
Весело потому, что вся школа на него практически молится: учителя не нарадуются, ставя его в пример чуть ли не на каждом занятии — такого гениального и талантливого, толпы поклонников восторженно задыхаются, лишь завидев вышагивающего по коридору Тома. Все хотят дружить с ним — конечно же, ведь он красив, умен, знаменит… А я в очередной раз отвечаю категоричным отказом на такой пустяк, как исполнить короткий первый танец на рождественском балу. Нет, все это не моя спесивая блажь. И не банальная зависть. И даже не обида за мои недооцененные успехи. Скорее, обычная настороженность. Есть повод.
Итак, сажусь и быстро царапаю ответ.
«Дорогой Том, в очередной раз говорю огромное спасибо за твое любезное приглашение. Я бы, конечно, с радостью его приняла, если бы не моя несчастная тетушка Мэрибет. Бедняжка страдает от подагры, и, кажется, именно сейчас ей жизненно необходимы новая порция исцеляющего зелья и мое искреннее участие. Очень сожалею, но, думаю, на это Рождество я останусь у нее. Надеюсь, тебе еще не поздно найти новую спутницу.
Со всем уважением, Минерва МакГонагалл».
Я коварно улыбнулась, машинально обмакнула перо в чернильницу и поставила жирную точку. Почерк мой вполне разборчив, но весьма далек от каллиграфического. Не то что рука Тома: мне кажется, он корпит над каждой буквой, изящно выводя нечто наподобие староанглийского шрифта. Его странная тяга к пышным эффектам даже в таких мелочах не вызывает у меня ничего, кроме здорового смеха. О да, быть идеальным во всем — вполне в духе Тома Реддла. Шарю рукой по клетке, пытаясь поймать свою неясыть: та суматошно заметалась по клетке, но в конце концов сдалась, нехотя протянув лапу.
Через полчаса кто-то тихо царапнул мою дверь. «Сова», — почему-то сразу подумала я и, уже распахнув дверь, вспомнила: совы крайне редко доставляют почту не через окно. На пороге как ни в чем не бывало стоял Том Реддл, на лице по обыкновению красовалось подобие улыбки, глаза тоже сверкали — но те, как показалось мимолетом, не от радости. От неожиданности я захлопнула дверь прямо перед его носом, буркнув что-то про ответ письмом. Конечно, вышло глупо — особенно если учесть, что в дверь ломиться больше никто не стал. Звук размеренных шагов одиноко затих — а он терпеливый, этот Реддл. Еще через полчаса в крохотную щель под дверью вполз конверт. Обычный коричневатый пергамент внутри, и одна маленькая забавная деталь: на листе сверху отпечатан цветной герб Хогвартса, изрядно напоминавший колдографию, на которой змея извивалась, лев потягивался и грозно тряс гривой, орел бил крыльями, а барсук деловито вертел мордочкой. Я повела бровью и слабо улыбнулась — снова претенциозно, но на этот раз все же забавно.
Жаль, от текста письма не тянуло так же умиленно улыбаться. Нет, все же крупицу удовольствия оно мне доставило. Еще бы, мне удалось вывести из себя самого Тома Реддла, мистера Сдержанность. Настолько, что тот растерял по дороге все свои приторные приветствия.
«МакГонагалл, какого черта? — о да, это определенно подобающее приветствие для дамы. — Твои глупые отговорки не делают тебе чести, — какая тут честь, когда тебе отказывают в двадцатый раз подряд, а ты все никак не угомонишься? — Мне прекрасно известно, что у тебя нет никакой хворающей тетушки Мэрибет. Поэтому не вижу причин, почему бы тебе не собраться и не пойти со мной на наш замечательный хогвартский бал. Т.Р.».
«Такого черта, Реддл, что мне, может быть, как даме стыдно признаться, что у меня нет подобающего случаю наряда. И я не собираюсь туда идти с кем бы то ни было. И с тобой в том числе».
Конечно, это была жалкая ложь: в моем шкафу висело прелестное платье из узорного белого атласа, расшитое золотой нитью и редкими жемчужинами, с высоким воротом, полностью скрывающим шею, корсетом, утягивающим талию до невозможности дышать, но делающим ее невообразимо тонкой; юбка переходила в длинный шлейф, складывающийся на полу мягкими складками. И в свете вечерних свечей оно должно особенно красиво мерцать волшебными золотистыми отблесками. Как же оно мне нравилось, мое платье! И я собиралась протанцевать в нем весь вечер... если бы не навязчивые приглашения Реддла, которые утомили уже настолько, что я едва держала себя в рамках приличия. Он, видимо, тоже.
В это время подоспело новое послание — кто бы сомневался. Он собирается заваливать меня письмами до самой минуты открытия бала? А потом что? Пойдет и с горя прыгнет с Астрономической башни?
«Мне плевать, в чем ты пойдешь. Иди хоть в наволочке. Достойный наряд для старосты Гриффиндора, скажу я тебе».
«Значит, ты будешь рад, если твоя спутница будет выглядеть хуже пугала на тыквенной грядке? В своем ли ты уме, Реддл? Над тобой вся школа потешаться будет».
«Нет, моя дорогая Минерва, скорее, вся школа будет смеяться над тобой. А ко мне проникнутся уважением за то, что я пожалел бедняжку».
«Можешь не беспокоиться, Реддл, тебе не придется краснеть и с трудом изображать благородство. Потому что я не пойду! Ищи себе другую «бедняжку». С превеликим уважением и просьбой наконец осознать мой окончательный и бесповоротный отказ, Минерва МакГонагалл».
Я сделала глоток ромашкового чая и упала в кресло перевести дух — такое чувство, будто весь последний час я кружила по поляне, спасаясь бегством от разъяренного огнеплюя. Бедная моя неясыть уже смотрела на меня волком, как ни смешно это звучит, а Реддл перебрал всех Хогвартских птиц в совятне и уже пошел по второму кругу — засылал сов, которые уже приносили письма с утра. Как ни странно, поток посланий прекратился. Зато теперь кто-то деликатно стучал в дверь. «О Мерлин!» — утомленно вздохнула я и поплелась открывать. Зачем — сама не знаю, видимо, собиралась договорить то, что осталось недовысказанным на бумаге. Но все оскорбления застыли на полуслове: Реддл, как-то по-особенному бледный, протянул мне руку и тихо произнес:
— Пойдем. Мне нужно тебе кое-что показать... как старосте.
— Что-то случилось? — недовольно поправив очки, спросила я.
— Ничего, — улыбнулся он — я бы сказала, вполне искренне. — Я кое-что нашел там, в коридоре на третьем этаже.
Я скептически хмыкнула:
— Если тебе нужен совет, обратись к директору. Или к кому-нибудь из преподавателей, — и я уже приготовилась захлопнуть дверь, как он произнес:
— Ты, кажется, забыла: сейчас в замке только смотритель, мальчик-лесничий и миссис Кроун, тренер по квиддичу. Не думаю, что кто-то из них разберется в ситуации лучше нас, — он попытался изобразить на своем точеном лице виноватую улыбку.
Мерлин, с этой идиотской перепалкой совсем вылетела из головы просьба Дамблдора быть вечером начеку из-за того, что все учителя на пару часов должны отлучиться в Министерство. Я торопливо накинула дорожный плащ с капюшоном: ночной Хогвартс место не из приятных — ветер сквозит из каждого угла.
— Вот, смотри, — и Том указал пальцем на небольшой, чуть мерцающий в полумраке округлый предмет над потолком. Я бы сказала, что он был похож на маггловский каучуковый мячик, подвешенный за веревочку; примерно такими мы играли с папой и братьями в боулз.
— Что будем делать?
— Предлагаю рассмотреть его поближе, — Реддл нетерпеливо вертел в руках волшебную палочку.
— Пожалуй, я сама его сниму, — сказала я, сделав легкий взмах палочкой. Но вопреки моим ожиданиям предмет понесся на меня со скоростью бладжера. В ту же секунду я механически вцепилась в мяч голыми, незащищенными руками, чтобы тот, не дай Мерлин, не сбил меня с ног, и перед тем, как меня схватила и утянула в пустоту неведомая сила, перед глазами промелькнул Том, чье взволнованное выражение лица я тогда ошибочно приняла за растерянность.
Мы оба стояли на узкой грязной улочке, с усердием отряхивая перепачканную одежду.
— Реддл, ты это специально подстроил? — нарушила я молчание. Мой голос звенел от возмущения и злобы. Но он даже не вздрогнул, продолжая с остервенением выбивать въевшуюся в брюки пыль.
— Думаешь, это смешно, МакГонагалл? Я бы и не подумал покидать школу, когда ее фактически оставили на нас, — он ядовито прищурился, посмотрев в мою сторону.
— Тогда какого лешего трогал шар, если видел, что это портключ? — сердито огрызнулась я.
— Не знаю... Впрочем, не отпускать же было тебя одну, в конце концов?
Я огляделась по сторонам: место было незнакомым, грязным, темным, сильно похожим на задворки маггловской забегаловки с непременными атрибутами: помойкой, переполненной до краев смердящими отбросами, крысами, шевелящими мусор, — все это ощущалось даже в темноте. Находиться в подобном месте одной и впрямь было бы жутковато. Как вернемся в Хогвартс, стоит поблагодарить его за компанию привычным для него способом — письмом. Можно даже сказать, что во мне начало зарождаться слабое чувство симпатии к этому странному слизеринцу.
— Кстати, это Лондон, — звонко произнес Реддл. — Нечего удивляться, я тут вырос, — добавил он, заметив мой вопросительный взгляд. — Пойдем прогуляемся, раз уж мы застряли тут на несколько часов.
Глаза расширились от удивления.
— Разве мы не можем аппарировать в Хогсмид?
— Не знаю, как тебе, а мне еще нет семнадцати, — Реддл лениво пожал плечами. — Значит, единственный выход — отправить письмо совой и ждать, пока нас заберут.
— Идем, тут должно быть недалеко...
Он переплел мои пальцы со своими и мягко потянул за собой.
— Недалеко что?.. — недовольно спросила я. Идти куда-то по мрачной незнакомой улице совсем не хотелось.
— Увидишь, — улыбнулся он одной из своих обворожительных улыбок. И, честное слово, когда он так улыбался, я думала, что он обычный парень, просто слегка высокомерный. И с фанатичным желанием быть лучше всех — но чего ж тут плохого; сказать по правде, кто этого не хочет?
Было и впрямь недалеко: всего несколько кварталов по прямой, потом свернуть за угол, и мы перед огромной каменной аркой — мне показалось, что она стоит едва ли не со времен основателей, настолько ветхой она была. А за ней — темный заросший парк, и туда совсем не хотелось заходить. Том с минуту мрачно постоял перед входом, а потом повел меня внутрь. В неясном свете наших палочек мелькали лишь очертания деревьев и древние каменные статуи на их фоне: крылатые нимфы, младенцы-ангелы, мужчины, женщины, — совсем рядом с нами возник огромный кельтский крест, богато инкрустированный рубинами и аметистами, а за ним — много-много других крестов, и христианских и языческих; обычные каменные надгробия; постаменты, напоминающие своим видом небольшие каменные склепы... Волосы на голове зашевелились. Он что, притащил меня на кладбище?! От страха ладони покрылись испариной, но Реддл нежно пожал мою руку, и меня почти перестало трясти.
— Почти пришли. Смотри, — и он взмахнул рукой в сторону одной из покосившихся безымянных могил. И на ней начали проявляться светящиеся лиловые буквы: «Мероуп Реддл, урожденная Гонт». В изумлении я переводила взгляд то на Тома, то на могилу его матери и не находила, что сказать. Честное слово, я не знала, что говорят в таких случаях.
— Нашел ее совсем недавно, — он вздохнул. Его лицо при этом выглядело очень печальным. Мне даже показалось, что в уголке его глаза блеснула слеза. — Всегда прихожу сюда, когда бываю в Лондоне.
— Мне жаль, — почему-то в голову не пришло ничего, кроме этой пустой фразы.
— Ничего, — он пытался говорить бодро. — Надо найти сову и отправить в школу!
Спустя час мы сидели в уютной маггловской кофейне и потягивали кофе. Стоит сказать, что Реддл поначалу был не сильно счастлив находиться в подобном заведении: он изменился в лице лишь только я упомянула о такой возможности — сидеть здесь вместе с магглами, как магглы. Мне на миг показалось, что в тот момент в его темных глазах мелькнул красный отблеск — будто их обладатель был близок к панике, но никоим образом пытался этого не выдать. К несчастью, волшебных пабов в этом районе и близко не найти, а до Косого переулка пешком не добраться и к утру. Так что ему пришлось со мной согласиться.
— Ты пьешь кофе… — заметил он равнодушно, — такая любительница цветочного чая?
Откуда ему знать, что я пью в Хогвартсе? Мои брови вопросительно поползли вверх. За все семь лет в Хогвартсе мы почти не общались, перебросились парой-тройкой слов на собраниях старост — да и только.
— Один из гриффиндорских старост как-то пошутил по этому поводу, — он снова улыбнулся. — У меня просто хорошая память.
Однако нельзя не согласиться с тем, насколько очаровательная у него улыбка. Глядя на него такого, думаешь лишь о том, что он обычный малый, а ты, видимо, просто плохо его знала и поэтому думала о нем хуже, чем стоило бы. Только пугающие слова Дамблдора никак не оставляли в покое. Как-то после отбоя поймали двух студентов-гриффиндорцев, и я, волнуясь за однокурсников, той же ночью подслушала разговор двух профессоров — применила заклятие усиления слуха. А вместо этого услышала нечто странное.
— …Реддл славный парень, тихий и скромный. Что ты от него хочешь?
— Знаешь, в этом мальчике есть что-то действительно темное, Армандо. Что-то страшное… зловещее, — прошептал Дамблдор директору Диппету.
И от этих слов сейчас слегка щемило в животе. Такое ощущение, будто я делаю что-то неправильное, противоестественное. Мне было неоткуда знать, почему профессор так решил, но сейчас, завороженно глядя на Реддла, так искренне смеющегося, мне страшно хотелось думать, что Дамблдор ошибся. Ведь, бывает, и взрослые, умудренные опытом волшебники совершают досадные оплошности? Почему бы этому не произойти и в этот раз?
Мои размышления прервало прикосновение: Том накрыл ладонью мои пальцы. При свете лампы я поразилась, насколько бледной кажется его мраморно-белая кожа и как с ней контрастирует уродливый черный камень в его кольце.
— Ты, кажется, скучаешь? — усмехнулся он. — Знаешь, что… профессор Диппет, кажется, говорил, лучше тебя никто в школе не танцует медленный вальс?
— О нет, — простонала я, — только не надо возвращаться к этому снова.
— Ты могла бы меня слегка подучить. Идет?
— Итак, запомни эти три шага, — командовала я, стоя посреди улицы. Было уже поздно, и магглы почти не попадались на улице. — И привставай на носки, когда делаешь шаг в сторону. Вот так. Да. И скручивай стопу. Слегка. Да, прекрасно, — я не без улыбки смотрела, как Реддл двигает своими длинными ногами, следуя моим неумелым указаниям. — Партнершу держишь левой рукой — за ладонь, а правую кладешь чуть ниже плеча.
— Так? — он обвил меня рукой, в точности выполнив только что сказанное. Я чуть кашлянула.
— Так.
— Начнем?
Внезапно он прижался ко мне бедром и начал раздвигать носком ботинка мои туфли, медленно просовывая свое колено между моих ног.
— Н-нет, Реддл, вальс так не танцуют, — нервно усмехнулась я.
— Я знаю, — шепнул он, склонившись к самому уху.
А потом опустил руки мне на талию, подхватил как пушинку и сделал несколько оборотов, держа меня на руках; затем снова поставил на ноги и, не останавливаясь, перехватил ладонью мою правую руку. Моя левая легла в привычное для танца положение сама, и он закружил меня в вальсе, демонстрируя такие идеальные шаги, каких я ему даже не показывала. Я раскрыла рот от удивления.
— Реддл, ты… Ты же сам прекрасно танцуешь! — воскликнула я, отдышавшись. Он слабо улыбнулся, с слегка наигранной скромностью разглядывая асфальт под ногами.
— Извини. Не хотел хвастаться.
Чтобы Том Реддл и не хотел хвастаться? Что-то интересное.
— Так ты идешь со мной на бал? — непринужденно спросил он, подняв глаза, и наши взгляды встретились. Казалось, он внимательно изучал меня, словно ценную вещь на маггловском аукционе.
— Я… не…
Он не дал мне договорить, подошел и накрыл мои губы своими. И я — о ужас! — ответила на поцелуй.
— А теперь пойдешь? — спросил он снова, почти не отрываясь от моих губ.
— Пойду, — только и успела произнести я: его губы были такими горячими.
Пару дней спустя я выскользнула в коридор с чашкой своего любимого цветочного чая: внезапно вспомнила, что нужно найти Смита и Джонсона и передать им сообщение от профессора Слагхорна, и неожиданно заметила идущего мимо Реддла.
— О, привет, Том! — радостно крикнула я.
Если честно, меня уже начал угнетать тот факт, что после бала я не получила от него ни одного письма. Он обернулся: не скажу, чтобы его лицо выражало восторг, скорее, он был недоволен или даже раздражен. Только вот интересно, чем? Тем, как я к нему обратилась, или тем, что вообще наткнулся на меня?
— Как провел Рождество? — спросила я уже с меньшим энтузиазмом.
— Чудно. Ты что-то хотела, МакГонагалл? — он изучал меня абсолютно ничего не выражающим взглядом.
— Нет… ну просто… — слова давались с трудом — ты же целовал меня тогда, и на балу... и я подумала…
Он звонко, саркастично расхохотался: смех звучал так холодно, что мне показалось — льдинки звенят у меня в ушах.
— Ты подумала… Что ты подумала? Что ты мне нужна? Маленькая принципиальная гриффиндорка, питающая слабость к маггловским кафе? Да мне противно даже смотреть, как ты беззаботно делишь с магглами стол и дом, будто они тебе равны.
Я почувствовала, как мои глаза — сейчас, наверное, наивные до безумия — наполняются слезами. «Только не реветь!» — мысленно приказала я себе.
— Зачем? — только и удалось выдавить из себя. — Зачем было всеми правдами и неправдами тащить меня на этот чертов Рождественский бал?
— Все просто, — растолковывал он мне как первокурснице, — я всего лишь хотел, чтобы Гриффиндор видел, что их любимая староста со мной. Знаешь ли, на твоем обожаемом факультете очень сильно стадное чувство… И это извечное глупое противостояние Слизерина и Гриффиндора, оно вовсе не играет мне на руку. Я же хочу, чтобы они начали относиться ко мне с должным почтением, перестали видеть во мне врага…
— А как же кладбище? — дрожащим голосом спросила его я. В ответ он снова холодно захохотал.
— Обычное маггловское кладбище. И одна из многих неизвестных могил. Как будто трудно ее заколдовать.
— Значит, тут ты не погнушался помощью маггла, — выплюнула я ему в лицо.
Он презрительно сощурился, потом усмехнулся, а я, теряя последнюю каплю терпения и желая смыть эту наглую ухмылку, плеснула ему в лицо неостывающим цветочным чаем. На миг Том вскрикнул от боли, а потом его лицо исказила такая гримаса злобы, что я всерьез испугалась. Он грубо схватил меня за запястье и сдавил с такой силой, что мне показалось, мои кости вот-вот треснут, а кожа лопнет. В памяти некстати вспыхнула картинка: удав и его жертва. Я взвизгнула, закричала от боли, а он все не отпускал, и на его красивом лице играло выражение подлинного удовольствия. «Почему ему так нравится причинять боль? Нравится — как ничто другое», — мысль пробежала холодком по спине и собралась в пульсирующем запястье. А потом боль ушла: Реддл разжал руку.
— Что тут происходит, Том? — Спасительный голос принадлежал Дамблдору.
— Ничего, профессор, — на лице Реддла не было и тени того звериного наслаждения, которое я наблюдала всего миг назад. Он спокойно стоял, снова нацепив свою привычную обворожительную улыбку. — Минерва подвернула ногу, я не дал ей упасть.
Дамблдор с интересом глянул на него из-под очков.
— Ты разлил свой чай, Том.
— Простите, сэр. Тогда я не думал о чае, — и он направил палочку на мою чашку, шепнул невинное «Репаро» и ушел, прихватив ее с собой.
— Ты ничего не хочешь мне рассказать, Минерва? — участливо спросил Дамблдор, когда Реддл скрылся из виду. Я замотала головой, только из уголка глаза скатилась слеза, оставляя на щеке предательскую мокрую дорожку.
* Мельница «Ветер»
** Ольга Арефьева «Асимметрия»


читать дальшеНазвание: Цветочный чай.
Автор: аноним до объявления результатов
Бета/гамма: анонимы до объявления результатов
Рейтинг: PG-13
Тип: гет
Пейринг: Том Реддл/Минерва МакГонагалл
Жанр: роман/драма
Аннотация: гневная переписка двух старост постепенно перерастает во что-то большее
Отказ: все права г-же Роулинг)))
Комментарий: написано на Фест редких пейрингов «I Believe».
Просьба ко всем сомневающимся в том факте, что Минерва и Том однокурсники: друзья, примем это как данность.
Предупреждения: POV Минервы.
Статус: закончен.
Ну а с ветром кто будет спорить,
Решится ветру перечить? *
Конечно, ты мастер боя, а я — ночное апноэ,
Ты каждым пальцем готов и убить и быть убитым,
А я каждой клеткой люблю и хочу быть любимой**
читать дальше«Многоуважаемая мисс МакГонагалл, нам с вами оказана честь открыть очередной рождественский бал. Очень надеюсь, что вы подойдете к этому со всей ответственностью и не откажете стать моей партнершей в первом танце.
Искренне ваш, Том Марволо Реддл».
«Уважаемая Минерва, мне не совсем понятны ваши сомнения. Профессор Диппет заверил меня, что вы отлично танцуете и искусству танца у вас можно только поучиться. Убедительно прошу принять мое скромное предложение, потому что других достойных кандидатур для себя я не нахожу.
Всегда ваш, Том Реддл».
«Дорогая Минерва, я отлично понимаю ваше стремление разделить праздник с вашими родными, но — насколько я помню — вы никогда не уезжали из Хогвартса на Рождество. Я точно уверен, что интересы школы для вас всегда были превыше ваших личных, и искренне не понимаю, почему в столь важный для нас обоих момент вы решаете изменить привычный порядок вещей.
С надеждой на понимание, ваш Том.
P.S. И давайте перейдем, наконец, на «ты». Если не возражаете, конечно».
«Милая Минерва, я рад, что ты согласилась перейти к более приватной манере общения. Могу я надеяться, что это будет означать и твое согласие стать моей спутницей на главном хогвартском балу?
С нетерпением жду ответа.
Том».
«Позволь возразить, но из проверенных источников мне известно, что Эдвард Белл идет на бал с Мэри Симмонс. Так что — ты не приглашена».
«Неужели не понимаешь, насколько это важно?..»
«Я не прошу ни о чем особенном, всего лишь один танец…»
«Минерва, пожалуйста…»
«Если ты не согласишься, обещаю — будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь».
Мерлин всемогущий! Спорить с ним — все равно, что творить заклинание Агуаменти против ветра: сам же и вымокнешь с ног до головы. Казалось бы, что тут страшного: всего лишь один рождественский бал… всего лишь один треклятый слизеринец ведет меня под руку. Всего лишь одна докучающая стопка писем на моем столе. Тут он льстит, тут умоляет, тут планомерно переходит к угрозам, видя, что лестью и уговорами ничего не добился, затем снова взывает к моему чувству долга и здоровым амбициям — словно взмахивает волшебной палочкой, и с ее конца каждый раз срываются другого цвета искры. Низко и подло так играть людьми, будто они марионетки в твоем театре. Экий искусный кукловод. А я всего лишь завариваю новую порцию лютикового чая, тихо посмеиваясь, обмакиваю перо в тягучие чернила и принимаюсь за новое письмо-отговорку. Мне его даже немного жаль: столько усилий, и все зря. Но нет, никакой жалости — мне все равно. И еще чуть-чуть весело…
Весело потому, что вся школа на него практически молится: учителя не нарадуются, ставя его в пример чуть ли не на каждом занятии — такого гениального и талантливого, толпы поклонников восторженно задыхаются, лишь завидев вышагивающего по коридору Тома. Все хотят дружить с ним — конечно же, ведь он красив, умен, знаменит… А я в очередной раз отвечаю категоричным отказом на такой пустяк, как исполнить короткий первый танец на рождественском балу. Нет, все это не моя спесивая блажь. И не банальная зависть. И даже не обида за мои недооцененные успехи. Скорее, обычная настороженность. Есть повод.
Итак, сажусь и быстро царапаю ответ.
«Дорогой Том, в очередной раз говорю огромное спасибо за твое любезное приглашение. Я бы, конечно, с радостью его приняла, если бы не моя несчастная тетушка Мэрибет. Бедняжка страдает от подагры, и, кажется, именно сейчас ей жизненно необходимы новая порция исцеляющего зелья и мое искреннее участие. Очень сожалею, но, думаю, на это Рождество я останусь у нее. Надеюсь, тебе еще не поздно найти новую спутницу.
Со всем уважением, Минерва МакГонагалл».
Я коварно улыбнулась, машинально обмакнула перо в чернильницу и поставила жирную точку. Почерк мой вполне разборчив, но весьма далек от каллиграфического. Не то что рука Тома: мне кажется, он корпит над каждой буквой, изящно выводя нечто наподобие староанглийского шрифта. Его странная тяга к пышным эффектам даже в таких мелочах не вызывает у меня ничего, кроме здорового смеха. О да, быть идеальным во всем — вполне в духе Тома Реддла. Шарю рукой по клетке, пытаясь поймать свою неясыть: та суматошно заметалась по клетке, но в конце концов сдалась, нехотя протянув лапу.
Через полчаса кто-то тихо царапнул мою дверь. «Сова», — почему-то сразу подумала я и, уже распахнув дверь, вспомнила: совы крайне редко доставляют почту не через окно. На пороге как ни в чем не бывало стоял Том Реддл, на лице по обыкновению красовалось подобие улыбки, глаза тоже сверкали — но те, как показалось мимолетом, не от радости. От неожиданности я захлопнула дверь прямо перед его носом, буркнув что-то про ответ письмом. Конечно, вышло глупо — особенно если учесть, что в дверь ломиться больше никто не стал. Звук размеренных шагов одиноко затих — а он терпеливый, этот Реддл. Еще через полчаса в крохотную щель под дверью вполз конверт. Обычный коричневатый пергамент внутри, и одна маленькая забавная деталь: на листе сверху отпечатан цветной герб Хогвартса, изрядно напоминавший колдографию, на которой змея извивалась, лев потягивался и грозно тряс гривой, орел бил крыльями, а барсук деловито вертел мордочкой. Я повела бровью и слабо улыбнулась — снова претенциозно, но на этот раз все же забавно.
Жаль, от текста письма не тянуло так же умиленно улыбаться. Нет, все же крупицу удовольствия оно мне доставило. Еще бы, мне удалось вывести из себя самого Тома Реддла, мистера Сдержанность. Настолько, что тот растерял по дороге все свои приторные приветствия.
«МакГонагалл, какого черта? — о да, это определенно подобающее приветствие для дамы. — Твои глупые отговорки не делают тебе чести, — какая тут честь, когда тебе отказывают в двадцатый раз подряд, а ты все никак не угомонишься? — Мне прекрасно известно, что у тебя нет никакой хворающей тетушки Мэрибет. Поэтому не вижу причин, почему бы тебе не собраться и не пойти со мной на наш замечательный хогвартский бал. Т.Р.».
«Такого черта, Реддл, что мне, может быть, как даме стыдно признаться, что у меня нет подобающего случаю наряда. И я не собираюсь туда идти с кем бы то ни было. И с тобой в том числе».
Конечно, это была жалкая ложь: в моем шкафу висело прелестное платье из узорного белого атласа, расшитое золотой нитью и редкими жемчужинами, с высоким воротом, полностью скрывающим шею, корсетом, утягивающим талию до невозможности дышать, но делающим ее невообразимо тонкой; юбка переходила в длинный шлейф, складывающийся на полу мягкими складками. И в свете вечерних свечей оно должно особенно красиво мерцать волшебными золотистыми отблесками. Как же оно мне нравилось, мое платье! И я собиралась протанцевать в нем весь вечер... если бы не навязчивые приглашения Реддла, которые утомили уже настолько, что я едва держала себя в рамках приличия. Он, видимо, тоже.
В это время подоспело новое послание — кто бы сомневался. Он собирается заваливать меня письмами до самой минуты открытия бала? А потом что? Пойдет и с горя прыгнет с Астрономической башни?
«Мне плевать, в чем ты пойдешь. Иди хоть в наволочке. Достойный наряд для старосты Гриффиндора, скажу я тебе».
«Значит, ты будешь рад, если твоя спутница будет выглядеть хуже пугала на тыквенной грядке? В своем ли ты уме, Реддл? Над тобой вся школа потешаться будет».
«Нет, моя дорогая Минерва, скорее, вся школа будет смеяться над тобой. А ко мне проникнутся уважением за то, что я пожалел бедняжку».
«Можешь не беспокоиться, Реддл, тебе не придется краснеть и с трудом изображать благородство. Потому что я не пойду! Ищи себе другую «бедняжку». С превеликим уважением и просьбой наконец осознать мой окончательный и бесповоротный отказ, Минерва МакГонагалл».
Я сделала глоток ромашкового чая и упала в кресло перевести дух — такое чувство, будто весь последний час я кружила по поляне, спасаясь бегством от разъяренного огнеплюя. Бедная моя неясыть уже смотрела на меня волком, как ни смешно это звучит, а Реддл перебрал всех Хогвартских птиц в совятне и уже пошел по второму кругу — засылал сов, которые уже приносили письма с утра. Как ни странно, поток посланий прекратился. Зато теперь кто-то деликатно стучал в дверь. «О Мерлин!» — утомленно вздохнула я и поплелась открывать. Зачем — сама не знаю, видимо, собиралась договорить то, что осталось недовысказанным на бумаге. Но все оскорбления застыли на полуслове: Реддл, как-то по-особенному бледный, протянул мне руку и тихо произнес:
— Пойдем. Мне нужно тебе кое-что показать... как старосте.
— Что-то случилось? — недовольно поправив очки, спросила я.
— Ничего, — улыбнулся он — я бы сказала, вполне искренне. — Я кое-что нашел там, в коридоре на третьем этаже.
Я скептически хмыкнула:
— Если тебе нужен совет, обратись к директору. Или к кому-нибудь из преподавателей, — и я уже приготовилась захлопнуть дверь, как он произнес:
— Ты, кажется, забыла: сейчас в замке только смотритель, мальчик-лесничий и миссис Кроун, тренер по квиддичу. Не думаю, что кто-то из них разберется в ситуации лучше нас, — он попытался изобразить на своем точеном лице виноватую улыбку.
Мерлин, с этой идиотской перепалкой совсем вылетела из головы просьба Дамблдора быть вечером начеку из-за того, что все учителя на пару часов должны отлучиться в Министерство. Я торопливо накинула дорожный плащ с капюшоном: ночной Хогвартс место не из приятных — ветер сквозит из каждого угла.
— Вот, смотри, — и Том указал пальцем на небольшой, чуть мерцающий в полумраке округлый предмет над потолком. Я бы сказала, что он был похож на маггловский каучуковый мячик, подвешенный за веревочку; примерно такими мы играли с папой и братьями в боулз.
— Что будем делать?
— Предлагаю рассмотреть его поближе, — Реддл нетерпеливо вертел в руках волшебную палочку.
— Пожалуй, я сама его сниму, — сказала я, сделав легкий взмах палочкой. Но вопреки моим ожиданиям предмет понесся на меня со скоростью бладжера. В ту же секунду я механически вцепилась в мяч голыми, незащищенными руками, чтобы тот, не дай Мерлин, не сбил меня с ног, и перед тем, как меня схватила и утянула в пустоту неведомая сила, перед глазами промелькнул Том, чье взволнованное выражение лица я тогда ошибочно приняла за растерянность.
Мы оба стояли на узкой грязной улочке, с усердием отряхивая перепачканную одежду.
— Реддл, ты это специально подстроил? — нарушила я молчание. Мой голос звенел от возмущения и злобы. Но он даже не вздрогнул, продолжая с остервенением выбивать въевшуюся в брюки пыль.
— Думаешь, это смешно, МакГонагалл? Я бы и не подумал покидать школу, когда ее фактически оставили на нас, — он ядовито прищурился, посмотрев в мою сторону.
— Тогда какого лешего трогал шар, если видел, что это портключ? — сердито огрызнулась я.
— Не знаю... Впрочем, не отпускать же было тебя одну, в конце концов?
Я огляделась по сторонам: место было незнакомым, грязным, темным, сильно похожим на задворки маггловской забегаловки с непременными атрибутами: помойкой, переполненной до краев смердящими отбросами, крысами, шевелящими мусор, — все это ощущалось даже в темноте. Находиться в подобном месте одной и впрямь было бы жутковато. Как вернемся в Хогвартс, стоит поблагодарить его за компанию привычным для него способом — письмом. Можно даже сказать, что во мне начало зарождаться слабое чувство симпатии к этому странному слизеринцу.
— Кстати, это Лондон, — звонко произнес Реддл. — Нечего удивляться, я тут вырос, — добавил он, заметив мой вопросительный взгляд. — Пойдем прогуляемся, раз уж мы застряли тут на несколько часов.
Глаза расширились от удивления.
— Разве мы не можем аппарировать в Хогсмид?
— Не знаю, как тебе, а мне еще нет семнадцати, — Реддл лениво пожал плечами. — Значит, единственный выход — отправить письмо совой и ждать, пока нас заберут.
— Идем, тут должно быть недалеко...
Он переплел мои пальцы со своими и мягко потянул за собой.
— Недалеко что?.. — недовольно спросила я. Идти куда-то по мрачной незнакомой улице совсем не хотелось.
— Увидишь, — улыбнулся он одной из своих обворожительных улыбок. И, честное слово, когда он так улыбался, я думала, что он обычный парень, просто слегка высокомерный. И с фанатичным желанием быть лучше всех — но чего ж тут плохого; сказать по правде, кто этого не хочет?
Было и впрямь недалеко: всего несколько кварталов по прямой, потом свернуть за угол, и мы перед огромной каменной аркой — мне показалось, что она стоит едва ли не со времен основателей, настолько ветхой она была. А за ней — темный заросший парк, и туда совсем не хотелось заходить. Том с минуту мрачно постоял перед входом, а потом повел меня внутрь. В неясном свете наших палочек мелькали лишь очертания деревьев и древние каменные статуи на их фоне: крылатые нимфы, младенцы-ангелы, мужчины, женщины, — совсем рядом с нами возник огромный кельтский крест, богато инкрустированный рубинами и аметистами, а за ним — много-много других крестов, и христианских и языческих; обычные каменные надгробия; постаменты, напоминающие своим видом небольшие каменные склепы... Волосы на голове зашевелились. Он что, притащил меня на кладбище?! От страха ладони покрылись испариной, но Реддл нежно пожал мою руку, и меня почти перестало трясти.
— Почти пришли. Смотри, — и он взмахнул рукой в сторону одной из покосившихся безымянных могил. И на ней начали проявляться светящиеся лиловые буквы: «Мероуп Реддл, урожденная Гонт». В изумлении я переводила взгляд то на Тома, то на могилу его матери и не находила, что сказать. Честное слово, я не знала, что говорят в таких случаях.
— Нашел ее совсем недавно, — он вздохнул. Его лицо при этом выглядело очень печальным. Мне даже показалось, что в уголке его глаза блеснула слеза. — Всегда прихожу сюда, когда бываю в Лондоне.
— Мне жаль, — почему-то в голову не пришло ничего, кроме этой пустой фразы.
— Ничего, — он пытался говорить бодро. — Надо найти сову и отправить в школу!
Спустя час мы сидели в уютной маггловской кофейне и потягивали кофе. Стоит сказать, что Реддл поначалу был не сильно счастлив находиться в подобном заведении: он изменился в лице лишь только я упомянула о такой возможности — сидеть здесь вместе с магглами, как магглы. Мне на миг показалось, что в тот момент в его темных глазах мелькнул красный отблеск — будто их обладатель был близок к панике, но никоим образом пытался этого не выдать. К несчастью, волшебных пабов в этом районе и близко не найти, а до Косого переулка пешком не добраться и к утру. Так что ему пришлось со мной согласиться.
— Ты пьешь кофе… — заметил он равнодушно, — такая любительница цветочного чая?
Откуда ему знать, что я пью в Хогвартсе? Мои брови вопросительно поползли вверх. За все семь лет в Хогвартсе мы почти не общались, перебросились парой-тройкой слов на собраниях старост — да и только.
— Один из гриффиндорских старост как-то пошутил по этому поводу, — он снова улыбнулся. — У меня просто хорошая память.
Однако нельзя не согласиться с тем, насколько очаровательная у него улыбка. Глядя на него такого, думаешь лишь о том, что он обычный малый, а ты, видимо, просто плохо его знала и поэтому думала о нем хуже, чем стоило бы. Только пугающие слова Дамблдора никак не оставляли в покое. Как-то после отбоя поймали двух студентов-гриффиндорцев, и я, волнуясь за однокурсников, той же ночью подслушала разговор двух профессоров — применила заклятие усиления слуха. А вместо этого услышала нечто странное.
— …Реддл славный парень, тихий и скромный. Что ты от него хочешь?
— Знаешь, в этом мальчике есть что-то действительно темное, Армандо. Что-то страшное… зловещее, — прошептал Дамблдор директору Диппету.
И от этих слов сейчас слегка щемило в животе. Такое ощущение, будто я делаю что-то неправильное, противоестественное. Мне было неоткуда знать, почему профессор так решил, но сейчас, завороженно глядя на Реддла, так искренне смеющегося, мне страшно хотелось думать, что Дамблдор ошибся. Ведь, бывает, и взрослые, умудренные опытом волшебники совершают досадные оплошности? Почему бы этому не произойти и в этот раз?
Мои размышления прервало прикосновение: Том накрыл ладонью мои пальцы. При свете лампы я поразилась, насколько бледной кажется его мраморно-белая кожа и как с ней контрастирует уродливый черный камень в его кольце.
— Ты, кажется, скучаешь? — усмехнулся он. — Знаешь, что… профессор Диппет, кажется, говорил, лучше тебя никто в школе не танцует медленный вальс?
— О нет, — простонала я, — только не надо возвращаться к этому снова.
— Ты могла бы меня слегка подучить. Идет?
— Итак, запомни эти три шага, — командовала я, стоя посреди улицы. Было уже поздно, и магглы почти не попадались на улице. — И привставай на носки, когда делаешь шаг в сторону. Вот так. Да. И скручивай стопу. Слегка. Да, прекрасно, — я не без улыбки смотрела, как Реддл двигает своими длинными ногами, следуя моим неумелым указаниям. — Партнершу держишь левой рукой — за ладонь, а правую кладешь чуть ниже плеча.
— Так? — он обвил меня рукой, в точности выполнив только что сказанное. Я чуть кашлянула.
— Так.
— Начнем?
Внезапно он прижался ко мне бедром и начал раздвигать носком ботинка мои туфли, медленно просовывая свое колено между моих ног.
— Н-нет, Реддл, вальс так не танцуют, — нервно усмехнулась я.
— Я знаю, — шепнул он, склонившись к самому уху.
А потом опустил руки мне на талию, подхватил как пушинку и сделал несколько оборотов, держа меня на руках; затем снова поставил на ноги и, не останавливаясь, перехватил ладонью мою правую руку. Моя левая легла в привычное для танца положение сама, и он закружил меня в вальсе, демонстрируя такие идеальные шаги, каких я ему даже не показывала. Я раскрыла рот от удивления.
— Реддл, ты… Ты же сам прекрасно танцуешь! — воскликнула я, отдышавшись. Он слабо улыбнулся, с слегка наигранной скромностью разглядывая асфальт под ногами.
— Извини. Не хотел хвастаться.
Чтобы Том Реддл и не хотел хвастаться? Что-то интересное.
— Так ты идешь со мной на бал? — непринужденно спросил он, подняв глаза, и наши взгляды встретились. Казалось, он внимательно изучал меня, словно ценную вещь на маггловском аукционе.
— Я… не…
Он не дал мне договорить, подошел и накрыл мои губы своими. И я — о ужас! — ответила на поцелуй.
— А теперь пойдешь? — спросил он снова, почти не отрываясь от моих губ.
— Пойду, — только и успела произнести я: его губы были такими горячими.
Пару дней спустя я выскользнула в коридор с чашкой своего любимого цветочного чая: внезапно вспомнила, что нужно найти Смита и Джонсона и передать им сообщение от профессора Слагхорна, и неожиданно заметила идущего мимо Реддла.
— О, привет, Том! — радостно крикнула я.
Если честно, меня уже начал угнетать тот факт, что после бала я не получила от него ни одного письма. Он обернулся: не скажу, чтобы его лицо выражало восторг, скорее, он был недоволен или даже раздражен. Только вот интересно, чем? Тем, как я к нему обратилась, или тем, что вообще наткнулся на меня?
— Как провел Рождество? — спросила я уже с меньшим энтузиазмом.
— Чудно. Ты что-то хотела, МакГонагалл? — он изучал меня абсолютно ничего не выражающим взглядом.
— Нет… ну просто… — слова давались с трудом — ты же целовал меня тогда, и на балу... и я подумала…
Он звонко, саркастично расхохотался: смех звучал так холодно, что мне показалось — льдинки звенят у меня в ушах.
— Ты подумала… Что ты подумала? Что ты мне нужна? Маленькая принципиальная гриффиндорка, питающая слабость к маггловским кафе? Да мне противно даже смотреть, как ты беззаботно делишь с магглами стол и дом, будто они тебе равны.
Я почувствовала, как мои глаза — сейчас, наверное, наивные до безумия — наполняются слезами. «Только не реветь!» — мысленно приказала я себе.
— Зачем? — только и удалось выдавить из себя. — Зачем было всеми правдами и неправдами тащить меня на этот чертов Рождественский бал?
— Все просто, — растолковывал он мне как первокурснице, — я всего лишь хотел, чтобы Гриффиндор видел, что их любимая староста со мной. Знаешь ли, на твоем обожаемом факультете очень сильно стадное чувство… И это извечное глупое противостояние Слизерина и Гриффиндора, оно вовсе не играет мне на руку. Я же хочу, чтобы они начали относиться ко мне с должным почтением, перестали видеть во мне врага…
— А как же кладбище? — дрожащим голосом спросила его я. В ответ он снова холодно захохотал.
— Обычное маггловское кладбище. И одна из многих неизвестных могил. Как будто трудно ее заколдовать.
— Значит, тут ты не погнушался помощью маггла, — выплюнула я ему в лицо.
Он презрительно сощурился, потом усмехнулся, а я, теряя последнюю каплю терпения и желая смыть эту наглую ухмылку, плеснула ему в лицо неостывающим цветочным чаем. На миг Том вскрикнул от боли, а потом его лицо исказила такая гримаса злобы, что я всерьез испугалась. Он грубо схватил меня за запястье и сдавил с такой силой, что мне показалось, мои кости вот-вот треснут, а кожа лопнет. В памяти некстати вспыхнула картинка: удав и его жертва. Я взвизгнула, закричала от боли, а он все не отпускал, и на его красивом лице играло выражение подлинного удовольствия. «Почему ему так нравится причинять боль? Нравится — как ничто другое», — мысль пробежала холодком по спине и собралась в пульсирующем запястье. А потом боль ушла: Реддл разжал руку.
— Что тут происходит, Том? — Спасительный голос принадлежал Дамблдору.
— Ничего, профессор, — на лице Реддла не было и тени того звериного наслаждения, которое я наблюдала всего миг назад. Он спокойно стоял, снова нацепив свою привычную обворожительную улыбку. — Минерва подвернула ногу, я не дал ей упасть.
Дамблдор с интересом глянул на него из-под очков.
— Ты разлил свой чай, Том.
— Простите, сэр. Тогда я не думал о чае, — и он направил палочку на мою чашку, шепнул невинное «Репаро» и ушел, прихватив ее с собой.
— Ты ничего не хочешь мне рассказать, Минерва? — участливо спросил Дамблдор, когда Реддл скрылся из виду. Я замотала головой, только из уголка глаза скатилась слеза, оставляя на щеке предательскую мокрую дорожку.
* Мельница «Ветер»
** Ольга Арефьева «Асимметрия»
@темы: I Believe